Ольга Казак, психолог организации «Радислава», помогает женщинам, пострадавшим от семейного насилия. Она рассказывает о том, почему женщины выбирают опасных партнеров и не могут их бросить, о беспредельности извращенной фантазии и способах защитить свою жизнь.

В 2002 году в Минске образовалось общественное объединение «Радислава» — место, где круглосуточно принимают женщин, вынужденных искать убежища от боли и ужасов, нанесенных самыми близкими, любимыми людьми.

В шелтере «Радиславы» 31 койко-место, это единственный приют в Минске, где можно укрыться и приходить там в себя столько времени, сколько потребуется, рядом с готовыми оказать помощь специалистами. Именно специалисты «Радиславы» первыми в Беларуси начали проводить тренинги по женской самообороне Wen-Do.

Приюты для жертв семейного насилия существуют в Лиде, Могилеве, Марьиной Горке и Боровлянах. Отдельные кризисные комнаты существуют в территориальных центрах — всего в Беларуси таких 124, однако там нельзя находиться длительное время. С учетом статистики, согласно которой каждая третья женщина в Беларуси так или иначе сталкивается с насилием в семье, этого количества недостаточно.

Ольга Казак, фото Екатерины Карпицкого.

«Нина»: Ольга, почему так происходит, что люди создают семьи с агрессорами? Неужели нельзя разглядеть опасность заблаговременно, до брака?

Ольга Казак: Когда мы встречаемся с женщинами, пострадавшими от насилия, то просим их заполнить анкеты, которые помогают определить степень риска отношений. И там есть пункт: как долго вы встречались перед тем, как начали жить вместе?

В большинстве случаев с момента знакомства до решения жить вместе проходит менее полугода. Есть даже эпизоды, когда съезжаются и расписываются после первой встречи: проговорили с вечера до утра и поняли, что искали друг друга всю жизнь.

Я всегда советую сначала узнать о партнере как можно больше: шести месяцев уже будет достаточно, чтобы увидеть, как возлюбленный ведет себя не только с вами, но и с другими, с родственниками. Важно, как он относился к бывшей девушке, потому что обычно насилие из предыдущих отношений перетекает в последующие. Держать маску «лапочки» долго не сможет никто.

Примечательно, что импульсивно ведут себя не только представители опасной среды или зеленая молодежь, а в том числе люди с высшим образованием, с определенным опытом за плечами, в зрелом возрасте. Чувства застят им глаза.

Здесь и далее в качестве иллюстраций снимки из фотосерии «It Happens» Яны Мазуркевич.

«Нина»: Откуда возникает дозволенность бить? Никто же не воспитывает агрессоров специально.

ОК: Это интересный момент, ведь агрессор же не будет бить своего начальника или друга (если так происходит, то это уже совсем потерянный персонаж). Но что-то позволяет ему поднимать руку на жену и детей.

В основе этого лежит осознание «я — мужчина, я сильный, мне позволено больше, я имею право контролировать».

Да и мы сами с военных времен продолжаем относиться к мужикам лояльно: им многое можно простить, мол, хорошие парни на дороге не валяются и так далее.

У нас нет политики гендерного равенства, законов, которые бы нормально регулировали семейное насилие. Что и говорить, если от некоторых сотрудников госорганов можно услышать фразы-оправдания: «Ну, он же мужчина!»

Милиционеры часто становятся на сторону мужчины чисто из солидарности. А первое, чего они или судьи пытаются достичь, когда работают с последствиями насилия, — примирить семью, хотя этого делать ни в коем случае нельзя.

Схема действий агрессора начинается с лишения жизненных ресурсов: «Сиди дома, зачем тебе ходить на работу за 200 долларов?»; «Не общайся с незамужними подругами — что у вас общего, если ты семейный человек?»; «После того как ты возвращаешься от матери, становишься сама не своя…»

Круг контактов становится замкнутым, и в таких условиях легко убедить женщину в том, что она сама виновата в том, что ее ударили: не вытерла пыль, не сделала замечание детям. С его точки зрения, все обоснованно. Чтобы не попасть под такой однобокий гипноз, важно поддерживать отношения с друзьями и родственниками, иметь независимый взгляд на события.

Даже вполне образованные люди, которым я рассказываю о своей работе, интересуются: почему она терпит? Никто не спрашивает, почему он бьет: жертву выставляют виноватой.

У людей, которые смотрят на проблему со стороны, совет один: надо уходить. Но, во-первых, насилие — явление цикличное и непостоянное. А во-вторых, здесь большую роль играют наши социально-экономические факторы: отсутствие средств, квартиры, поддержки, ответственность за детей…

«Нина»: Так можно дотерпеть и до трагедии…

ОК: Действительно, наряду с историями успеха, когда женщины уходили от травматических отношений и меняли свою жизнь в лучшую сторону, в нашей практике были и драматические финалы.

Однажды к нам обратилась клиентка, муж которой любил пугать ее тем, что вывозил на болото и начинал топить. Кто-то делал это прямо в ванной или в туалете: заталкивал голову женщины в унитаз и нажимал слив.

Не все выдерживают такое: есть случаи, когда женщины просто умирали.

Одна женщина после такой вот «любви» в 40 лет умерла от сердечного приступа: двое детей остались без матери.

Она развелась с мужем, но на встречах с детьми он продолжал ее шантажировать и бить. Ко всему этому ей приходилось много работать, чтобы снимать квартиру и обеспечивать себя и детей. Вот сердце и остановилось…

«Нина»: Мы затронули с вами тему, как можно выявить агрессора со временем. Возможно, у таких людей имеются еще какие-то особенные черты?

ОК: Очень яркая черта агрессора —

они очень любят смотреть порно и жестокие фантазии из фильмов впоследствии реализуют в своих семьях.

В 60% агрессоры зависимы от алкоголя, наркотиков, социально опасны. Интересно, что наши органы безопасности опьянение здесь воспринимают как обстоятельство, смягчающее вину. Мол, выпил, с кем не бывает, проспится и отойдет, все наладится. Почему мы не рассуждаем так же, когда речь идет о правилах дорожного движения?

Остальные 40% — по жизни положительные персонажи. Они не пьют, не курят, часто ведут здоровый образ жизни.

Отдельная категория — религиозные. Да, я имела опыт работы с матушкой, муж которой — священник — заставлял ее всю ночь молиться.

Они много лет жили вместе, были многодетной семьей, при этом у нее никогда не было своих ключей от дома. От калитки были, но и то временно. Кроме того, он хранил у себя все ее документы.

Еще одна клиентка вышла замуж за положительного мужчину, искренне верующего. Он всегда хорошо одевался, ходил с папкой в руках — вообще, создавал приятное впечатление. Когда его жена обратилась к нам, у нее было настолько избито лицо, что не узнавали даже маленькие дети: вся левая половина синяя, сломаны скуловая кость, нос, выбиты зубы.

Любовь, которая только в книжках бывает. Откровенный рассказ мужа программного директора Пресс-клуба, сидящей в СИЗО

Он напился, сел на нее сверху и не слез, пока не ударил 57 раз.

Он ослабил хватку, только когда проснулся младший сын. Женщина почти не кричала, чтобы не разбудить детей: они спали в той же комнате, где все происходило. Женщина вырвалась, вызвала скорую, милицию.

Когда пришла к нам, стеснялась своего лица, просила на нее не смотреть. Она говорила, что ничего ему не простит. Прожила в приюте два месяца, а потом столкнулась с бывшим мужем и он ее «обработал». К нам она пришла настроенная вернуться домой: мол, он извинился, сказал, что такое не повторится и, в конце концов, шанс дают даже убийце. Мы понимали, что это обман: агрессоры не исправляются, если только их не лечат принудительно. Однако мы никого не отговариваем от принятия самостоятельных решений. Просто даем понять: если что — ты всегда можешь сюда вернуться.

Спустя какое-то время, как я и предсказывала, она снова пришла. Рассказала, что он пил, избивал, оскорблял, принуждал к сексуальным экспериментам на грани с садизмом…

Последней каплей стало то, что он стал домогаться дочери, а от нее самой потребовал на его глазах заняться с сыном сексом. Он аргументировал это тем, что подростку будет полезно, если невинности его лишит мать.

Хорошо, что в итоге мы сумели спасти и женщину, и детей. Правда, муж этот сбежал и находится в розыске, скрывается от необходимости выплачивать алименты.

Все это могло закончиться раньше, если бы ей и детям было куда идти, но она жила круглой сиротой. И вот в таких случаях люди терпят до предела, не зная, куда податься.

«Нина»: Понятно, что мы все время говорим только о насилии в отношении женщин, потому что это сфера деятельности «Радиславы». Но обращаются ли к вам, как к психологу, мужчины?

ОК: Я знаю конкретных женщин, практикующих насилие, и конкретных мужчин, которые от него страдают. Методы схожи: изоляция, запрет на общение с родными и друзьями, одна пилит за самую незначительную провинность, другая и сковородой может ударить. Особенно страдают молодые мальчики и пожилые люди. Правда, последствия насилия для здоровья в данных случаях не столь серьезны, как в случае, если бьет мужчина.

Кстати, над мужчинами могут издеваться не только жены, но и сыновья-алкоголики или наркоманы и даже дочери. Такие мужчины приходят растерянными, а говорить на такие темы им стыдно: как это, меня бьет женщина?

Только от женщин-агрессоров мужчины почему-то тоже не уходят, а от нормальных женщин — запросто. Я когда-то спросила у одного клиента, почему ты не бросишь ее? На это он мне ответил: «Я за детей боюсь, она мне их не отдаст, но им жизнь искалечит».

За рубежом давно существуют убежища и для мужчин. Нам до такого, к сожалению, пока далеко.

«Нина»: Изменилось ли что-нибудь за 15 лет вашей работы? Стало ли проще работать с этой темой?

ОК: Теперь все только-только начинает вылазить наружу, поэтому вряд ли проще. Несмотря на то, что мы постоянно работаем с государственными структурами: учим МВД, органы образования и сотрудников сферы здравоохранения, социальные службы. И есть результаты, но надо обновлять кадры — все нужно начинать с начала. Например, в Первомайском районе Минска мы установили контакт с отдельными милиционерами. Они выезжали на вызовы и уже понимали на месте, что там не просто бытовой скандал, а насилие, требующее особого вмешательства, однако кадры постоянно меняются… И недопонимание все еще достаточно существенное.

У многих людей такое мнение: вот когда мордой об унитаз бьет — это, может, и насилие. А если пару раз изредка ударил — это так, семейное недоразумение, пусть сами разбираются, может, и заслуженно. Для того, чтобы мы перестали винить жертву, по-видимому, потребуется немало времени.

Однако мы наблюдаем, что все чаще сами женщины идентифицируют себя как жертву насилия. Они уже не так боятся выносить сор из избы: за год нам поступает не менее тысячи звонков. Ранее в «Приюте» было четыре комнаты, теперь — восемь, и все они заполнены. Но 31 место на весь Минск — это очень мало. По рекомендациям Комитета по правам женщин и равным возможностям Европейского парламента на 10 тысяч населения должно быть предусмотрено одно спальное место в приюте для пострадавших от домашнего насилия.

«Нина»: Каждый день вы выслушивали много историй боли и побед. Вас еще можно чем-нибудь удивить?

ОК: Меня не перестают удивлять люди: и по-хорошему, и с плохой стороны. Я не могу нарадоваться, когда женщины приходят к нам с чувством эйфории. Наконец им не надо спать в одежде, вешать консервные банки на ручку двери, чтобы всегда быть начеку и защищаться.

Но я не могу быть равнодушной к их историям: когда муж заставляет подолгу сидеть в туалете со спущенными штанами, когда приклеивает ее голову на вырезки голых тел и рассылает это знакомым, когда приковывает к батарее наручниками или закрывает в комнате с зашторенными окнами, когда похищает детей… В 2011 году муж похитил трехлетнего сына. Чтобы остановить его, женщина легла на капот машины: он провез ее так несколько километров по Кунцевщине, и только когда водитель троллейбуса перегородил ему дорогу, остановился.

Я никогда не перестану удивляться больной фантазии людей. Большинству из них может помочь только интенсивное лечение. К сожалению, у нас нет закона, который бы непременно, в качестве альтернативного метода наказания, направлял мужчин, склонных к агрессии, на специальные коррекционные программы.

Недостаточно и специалистов, которые бы могли вести подобные группы.

Катерина Карпицкая, фото Яны Мазуркевич