Проект портала
Истории
28.01.2018 / 20:26
Как дочь партизана борется за права жителей Слуцкого района18

Зинаиде Тимошек 62 года. Бывшую учительницу в Слуцком районе знают сотни людей. «Если бы не Зина, ничего бы не было», — с благодарностью говорят о ней люди.

После референдума 1996 года из совершенно аполитичного человека Зинаида превратилась в общественную активистку. С тех пор она помогла разрулить сотни местных проблем. Зачем она ввязалась в это дело, почему терпит рикошеты в виде штрафов, и насколько сложно в одиночку противостоять несправедливости — читайте в нашем очерке.

Зинаида Тимошек возле своего дома в Слуцке.

Зинаида родилась в деревне Аксамиты Копыльского района Минской области. Сегодня она приезжает туда как на дачу: посидеть у костра, посмотреть на звезды, набраться сил и расслабиться. Следит за своими 35 сотками и нескольким чужими, чтобы не зарастали осотом и крапивой. Работает с пилой, косой, мотыгой, выращивает цветы.

После окончания в соседнем Грозове средней школы поступила в пединститут.

Родители Зинаиды и большинство ее родственников были учителями, поэтому и ее судьба была предопределена. Представьте: из пяти детей в семье четверо продолжили династию. Как вспоминает сама Зинаида, «когда собирались вместе, получалась какая-то учительская конференция».

С 1978 по 2006 год работала в сельских школах — учила иностранным языкам, преподавала историю и курс «Человек и мир». Почти на протяжении всего этого периода параллельно занималась общественной деятельностью — это в какой-то степени стало причиной, по которой она ушла из любимой школы раньше, чем хотелось.

«Мечтала стать морячкой»

Когда была маленькой, мечтала стать морячкой и жить на берегу моря. У меня были мальчишеские интересы: хоккей, футбол. Лазила со сверстниками через забор. Куклы из початков кукурузы тоже были, но куда реже, чем физическая активность.

Мой отец Вячеслав Иванович во время войны был партизаном. В послевоенные годы много болел. Но мать поставила нас на ноги: годами ходила в одной кофте, все заработанное несла в дом. Она — героиня, благодаря которой мы впятером получили высшее образование и стали людьми.

«Хозяйка квартиры относилась ко мне, как к собственному ребенку»

По распределению меня направили в деревню Веска Солигорского района. Место было глухим, с заплеванным клубом… Почти в каждом доме гнали самогон. Но там жили очень хорошие люди, с уважением относившиеся к учителям. Хозяйка квартиры относилась ко мне, как к собственному ребенку. Я, в свою очередь, старалась помочь ей выкопать картошку, собрать яблоки.

Потом мы вместе с дочерью и мужем [на тот момент Зинаида уже вышла замуж. — Ред.] переехали в деревню Гацук, где он работал. По той же причине оказались в поселке Вежи Слуцкого района, там как раз построили новые дома для чернобыльских переселенцев. Приезжали дети с разным уровнем знаний, поэтому учителя были востребованы. Природа в этих местах очень красивая, вокруг — лес. Мне в Вежах очень нравилось, я бы, может, и продолжала там преподавать, жить, если бы не прессинг, начавшийся со стороны местных властей.

Дома.

«После референдума 1996 года я не могла оставаться аполитичным человеком»

До 1996 года я была совершенно аполитичной. В 1994-м в первом туре проголосовала за Зенона Пазняка. Во втором — за Лукашенко, поскольку тогда в глазах многих простых людей он был символом перемен. Мы ужасно ошиблись…

Во время референдума 1996 года как историк я уже понимала, что в результате голосования, когда президент действительно приобретет дополнительные полномочия, мы перейдем от республики к авторитарной системе правления. Я не пошла голосовать и призвала сделать так же односельчан в Вежах. Сама расклеивала листовки и вырезки из газеты «Известия», где была статья Александра Старикевича о том, что на Беларусь идет фашизм. Помню, как любимую кожаную куртку тогда всю измазала клеем.

Я хотела повесить копию газеты и в школе, где находился избирательный участок, но он охранялся милицией. Ждала-ждала, думала, может, уедут, а потом напрямую подошла к милиционеру и объяснила, что и почему хочу сделать. Он мне тогда сказал, что у них есть установка не допускать распространения листовок, но насчет статей из газет никаких инструкций не было. Майор специально отъехал на несколько минут, а я «сделала» свое черное дело.

Понятно, что я не пошла на голосование. В восемь часов вечера, когда оно закончилось, выпила 50 граммов водки. Было ощущение, как будто я нахожусь на панихиде по будущему страны. Позвонила другу, тоже учителю истории. Он делал то же самое, что и я — «хоронил страну».

Но трагедию осознавали далеко не все. Те же односельчане были «за сильное правление». А чего еще им было желать, если раньше в школе изучали только марксизм-ленинизм, если они жили в замкнутом пространстве, почти в лесу? Этому поколению никто не объяснял, что существуют разные формы государственного правления, не говорил, куда они могут завести. К тому же наш народ привык, что его всегда куда-то ведут. Сначала был царь, потом — Ленин-Сталин, партия, теперь вот «батька»…

«Моя гражданская активность проснулась, когда грубо нарушили права жителей нашей деревни»

Вежи — поселок для чернобыльских переселенцев. По закону они имели право бесплатно приватизировать свои квартиры и дома. Но им не разрешали. И люди, уважавшие меня как учительницу и принципиального человека, пришли ко мне за помощью. Мне и самой нужно было приватизировать квартиру, поэтому я сразу выступила с открытым забралом и пошла на прием к председателю совхоза. Спросила, почему у него такая позиция. В частной беседе он объяснил, что боится. Мол, после приватизации люди не будут работать в колхозе, а сбегут на заработки в Москву или Минск.

Мы собрали сотни подписей, прошли через суды, Администрацию президента и Министерство по приватизации. Именно помощник министра по приватизации помог решить дело в нашу пользу.

Правда, это стоило мне шести месяцев жизни. Но после этой истории местные люди начали доверять мне, говорить: «Если бы не Зина, ничего не было бы».

«Как я освоила юридическую базу? По-разному, к тому же теперь есть гугл»

После того как я помогла односельчанам с приватизацией, ко мне начали обращаться за помощью и другие люди, даже из Слуцка. С тех пор я активно помогла в решении сотни спорных вопросов.

Все полки у меня завалены вырезками из законов, статей, судебных процессов. Где-то удалось лавочку установить, где-то заменить стояк канализации, отремонтировать подъезд, детскую площадку. Кого-то восстановили на работе, кому-то вернули горячую воду…

Были времена, когда я целенаправленно изучала законодательство. Приобретала правовые сборники, изучала кодексы. Ходила в городскую библиотеку, где был отдел правовой помощи. Но наше законодательство очень быстро меняется, поэтому теперь я не покупаю книжки с законами, а ищу их в интернете. В серьезных ситуациях советуюсь с известными правозащитниками.

Проблема белорусов в том, что они не знают своих прав, наших законов и не пытаются разобраться.

Недавно я побывала в деревне Радичево Слуцкого района: из кранов течет гнилая вода, почти черная, электрические столбы давно сгнили, вот-вот рухнут. Деревня словно забытая богом. После такой экскурсии я поехала к начальнику райотдела МЧС и спросила: «Неужели у вас проверок не было? Разве вы не видели, как в Радичеве люди живут?» А он стал оправдываться: «Ни одной жалобы оттуда не поступало». Так, значит, жителей той деревни действительно все устраивает, раз они даже не позвонили ни разу?

Теперь уже я стараюсь не сразу бежать на помощь, а сначала подсказать человеку, как и что он может предпринять сам. И уж если у него не получается, а проблема действительно серьезная, — подключаюсь.

«На почту мне стали приходить анонимные угрозы»

Самый мощный прессинг начался после того, как я подписала «Хартию-97» [«Хартия-97» — общественная инициатива вроде чешского документа «Хартия 77», созданная с целью восстановить народовластие. Под текстом документа подписались тысячи белорусов — Ред.], и вместе со мной это сделали 75 односельчан.

А потом об этом напечатали в «Народной воле». Люди, которые всю жизнь тихо-мирно собирали грибы и ягоды в лесу, занимались домашним хозяйством, впервые в жизни что-то подписали — и в деревню сразу приезжают прокуратура, КГБ… Руководство в шоке и разыскивает тех, кто запятнал район. Я в той ситуации взяла всю ответственность на себя.

После этого скандала мне на почту начали приходить анонимные угрозы: «Ты — сука, взбунтовала народ! Мы тебя закопаем, и никто не найдет твою могилу!» Шел 1998 год, а мне пришлось ложиться на ночь в обнимку с топором.

Учительницу, не раз стоявшую во главе антипрезидентской кампании, неоднократно хотели уволить из школы и специально устраивали дополнительные проверки. Но я своих детей к экзаменам готовила с 1 сентября, поэтому мы их успешно сдавали. Позже я решила по выслуге лет уйти сама: чтобы из-за моей активной позиции не страдали другие учителя. Переехала из деревни Вежи в Слуцк.

«Все эти тяжбы стоили мне здоровья, но я по натуре не могу молчать»

Уже лет пять меня мучает серьезное заболевание. По словам врача, одним из факторов, провоцирующих это заболевание, может быть стресс. Врач вообще удивляется, как я еще живу и двигаюсь наряду с такой деятельностью. Надо спокойно жить, но по натуре я не могу пройти мимо беды, поэтому все равно продолжаю ходить по судам. Теперь вот помогаю одной несчастной матери, сына которой посадили, скорее всего, незаконно.

Возле Слуцкого суда.

«Случчину вычищали целенаправленно»

История показывает, что Случчина могла за себя постоять. Об этом свидетельствует то, как наш народ отбивался от татар под предводительством Анастасии Слуцкой. Россияне здесь тоже не хозяйничали. Есть свидетельства, что учащиеся Слуцкой гимназии вместе с преподавателями участвовали в восстании Кастуся Калиновского. Кроме того, Случчина всегда считалась зажиточной, плодородной, поэтому объяснимо, что в 1920 году именно здесь произошло антибольшевистское Слуцкое вооруженное восстание. Слуцкие крестьяне не хотели, чтобы у них отбирали нажитое.

Но и до Слуцкого восстания здесь уже была подготовлена почва. Еще до провозглашения БНР возникли культурно-просветительское общество «Папараць-кветка» (1917—1920 гг.), самодеятельный театр…

У памятника Анастасии Слуцкой.

В настоящее время дела обстоят так по объективным и субъективным причинам. Разгром того же Слуцкого восстания был осуществлен не просто физически. Впоследствии здесь хорошо поработали на то, чтобы уничтожить определенные настроения. В 1930-е местное НКВД побило все рекорды по расстрелам. Началась мощная русификация. У меня такое впечатление, что наш город после революционных событий 1920-го держали на особом контроле и во все годы сюда подбирали «идеологически правильные» кадры. Продолжают делать это и сейчас.

Как иначе объяснить, что местная ТБМ никак не может найти себе помещение для занятий белорусским языком? Или то, что общественным активистам сложно провести даже абсолютно неполитическое празднование Купалья? А когда наши хлопцы, выступающие за здоровый образ жизни, вышли со стадиона с лозунгом «23 февраля — не повод бухать!», их сразу схватила милиция, а организатору влепили штраф.

Когда я сама в Козловичском доме культуры организовала показ исторического фильма о Слуцком вооруженном восстании — нас остановила милиция. При этом фильм раньше показывали по ОНТ, но наше мероприятие сочли политическим. На меня составили протокол за «нарушение порядка организации и проведения собраний» и влепили штраф.

«Я не борюсь, я просто живу соответственно своим взглядам»

Раньше я мечтала, чтобы объединить неравнодушных людей — и мы вместе создадим совет города, который бы контролировал деятельность чиновников. Но многие не хотят видеть ничего дальше своего порога. Они с радостью получают помощь в решении своих проблем, а потом продолжают жить своей жизнью.

Теперь я могу сказать, что ни за что не борюсь, а просто живу соответственно своим взглядам и делаю то, что могу.

На днях я разговаривала с молодыми людьми, которые занимаются благотворительностью, помогают как больным детям, так и бездомным животным, птицам. Предложила объединиться, чтобы вместе создать сквер для отдыха в районе улицы Строителей. В принципе, они не против, но глубже смотреть или не хотят, или не могут.

В некоторых проблемах винят исключительно местные власти. Работает принцип: «Царь у нас хороший — бояре плохие».

«Хочу, чтобы отношение к белорусскому языку изменилось на позитивное»

До конца своей жизни я планирую реализовывать проект под условным названием «Мы случчане — мы белорусы». Мне бы очень хотелось изменить отношение к белорусскому языку: если не разговариваешь на нем сам, то хотя бы не относись с пренебрежением к белорусскоязычным. Страшно бывает, когда в банке посетительница говорит мне, мол, ненавидит белорусский язык.

В частной жизни я не всегда была белорусскоязычной, это напрягало моих знакомых. Но в школе преподавала по-белорусски. В Слуцке же мало людей, с которыми можно разговаривать на родном языке.

Сложно вложить людям в голову, что это — свое, родное, если в Слуцке нет ни одной белорусскоязычной школы, а белорусский язык преподается как иностранный. Но мы надеемся, что у нас получится организовать здесь языковые курсы для всех желающих. Пока нет помещения, поэтому мы вынуждены собираться на квартирах и проводить встречи исключительно для знакомых.

Беседовала Катерина Карпицкая, фото Воли Офицеровой

каментаваць

Націсканьне кнопкі «Дадаць каментар» азначае згоду з рэкамендацыямі па абмеркаванні

СПЕЦПРОЕКТ2 материала Шура-бура